здесь я вообще не знаю, зачем нужны, они же, ни кредиты предприятиям не выдают, ни рассчитываются, ни… словом, поставлены для галочки. Особенно Внешторгбанк, на фиг он нам сдался, мы ж не на границе и международного аэропорта нет, словом, филиал открыли, а что там — понятия не имею. Кажется, вообще никого не пускают. Все расчеты через Москву.
— Вам еще повезло.
— Как сказать. Мы насмерть прикреплены к Промстройбанку и есть его филиал в городе, нет, неважно. Потребкооперация без него обойтись не может, хуже того, он нам в долг дать больше десяти тысяч, кажется, тоже не имеет права, потому как нормативы разрабатывались еще в семидесятые. Ну и переходить нам некуда. Шеф поэтому через знакомых деньги собирал на подвал швей-мотористок. Он как партизан молчит, у кого взял, но явно у людей уж очень обеспеченных, раз они ему столько тыщ дали.
— А сколько?
— По прикидкам, больше двух сотен. Оль, даже не думай его-то грабить, мы все…
— Ну, ты сказанул, мне ж просто интересно, откуда люди деньги берут, большие деньги. Оказывается, у других больших людей, — и, понизив голос: — Может, даже у мафии?
— Да откуда у нас… хотя есть ведь директора предприятий. Вашего же «Асбеста». Он официально больше тыщи получает, а сколько… да, такой может. И главный инженер, и главбух, и замы — реально богатые люди. У таких не грех и попросить.
Ольга недовольно поморщилась, когда я волей-неволей, вернее, по собственной неосмотрительности наступил ей на больную мозоль. Простила, конечно, но самому было неприятно такой очевидной промашкой.
— А если брать кооперативы?
Я покачал головой.
— Кооператоры много не зарабатывают.
— Я имею в виду тех, кто обслуживает вместо вас хоккейные матчи. Сувениры, одежда, клюшки.
— Нет, все это можно купить в обычных культтоварах. На сувенирах и прочем много не заработаешь, а даже в самый лютый дефицит «канады» и «полуканады» все равно будут лежать на прилавках. Ну и клюшки, вестимо, куда ж у нас дерево денется.
— Ну гречка-то куда-то делась. И мыло.
Тут она была права. С начала еще прошлого года с крупами в городе стало туго, особенно с гречей. Вроде неурожаев не случалось, хотя можно ли верить даже сравнительно независимой нашей прессе? — а вот ядрица исчезла совершено. С февраля уже этого года на нее вводились талоны. Собирались и на мыло вводить, но шахтеры, едва прослышав о таком намерении, тотчас пошли к обкому и устроили сидячую забастовку. Прибыли всей массой, так что перекрыли движение по проспекту Буденного часа на три, — пока шли переговоры с депутацией.
И то верно, только талонов на мыло в шахтерской области не хватало. И смех, и грех, особенно норма выдачи — два куска туалетного или детского и один хозяйственного на всех совершеннолетних. План обязались пересмотреть, а пока приходилось ездить в другие области за мылом, у нас его с осени почти не встречалось. Последний раз видели в гостинице «Нива», но какие там упаковки — грамм по пятьдесят. И то только для полулюксов — самых дорогих номеров отеля царской еще работы. Видимо, для приезжавших чиновников из центра, ведь, гостиница была на особом счету. Верно, как и проститутки возле нее, отлавливавшие клиентов посимпатичнее, незадолго до часа икс — одиннадцати часов, времени окончания свиданий.
Так что мыло, и все прочие дефицитные товары, давно не видевшие магазинских полок и расходившиеся по рукам через знакомых и прибывших прикупить «от Иван Иваныча», доставала обычно Ольга. В их закрытой кафешке можно было прикупить много чего и не только съестного. С черного хода торговали туалетной бумагой, билетами на гастроли известных театров, а еще чулками, колготками, парфюмом, да всего и не перечислить. Откуда и как попадало в кафе это богатство, кажется, знали только те, кто там работал, а они своих поставщиков не открывали. Навар-то ведь получался огромный. Когда, после очередного загула, Михалыч затемпературил, именно там Ольга приобрела собственноручно изготовленный антигриппин — адскую смесь, довольно быстро поставившую дворника на ноги и отправившего его обратно расчищать дорожки. Вряд ли он был за это шибко признателен соседке по коммуналке. Зима выдалась мягкой, но снежной, с неба сыпало практически ежедневно, а то и по нескольку раз, неудивительно, что дворник предпочитал маханью лопатой портвейн «три семерки» в своей подсобке. Или настойку боярышника, если в винном напротив опять случался недовоз.
Когда Михалыч стал выходить на работу вахтовым методом, мы вернулись к реализации Ольгиного плана мечты. Вернее, к его детальному обсуждению — кажется, ни у кого и в мысли не возникло всерьез грабануть хоть какое-то из перебираемых нами учреждений. Но процесс увлекал и завораживал настолько, что трудно было оторваться или придумать ему достойную замену. Так мы создавали свой мирок — вполовину взаправдашний, ибо всерьез искали цели и пути входов и выходов за минимальный срок, отхода при помощи общественного транспорта, поскольку собственного не имелось, и максимальную выручку по дням или даже часам. Планы иногда оказывались пугающе правдоподобными, если вдуматься, если отстраниться от них, мороз проходил по коже — но мы этого не делали. Да и зачем — игра, наша жизнь была игрой.
Наверное, вплоть до момента, когда воображение перестало работать столь же искрометно, как и жизнь.
Глава 5
В конце января в городе случилась недолгая оттепель, сугробы плавились, ребятишки бегали по лужам, топящим снег и образующим полыньи — да, именно тогда прозвучал первый тревожный звоночек. Предупреждение, за которым последовало все остальное.
Предпоследняя неделя — шеф как всегда передал представителю «Рабочей одежды» взятку, все же те две тысячи, а сам получил привычный грузовик добротных джинсов. Вот только в тот же день его предупредили, что вторая партия джинсов будет направлена в город по нормальной схеме поставок в спортивные и специализированные магазины — то бишь, в ту розницу, куда фирма и отправляла свою одежду. Шеф не придал особого внимания, пусть себе продают, все одно, их убытки покроет государство, как оно это делало и всегда. А вот в начале февраля он пожалел о том, что подробно не расспросил, что за второй грузовик со спецодеждой прибыл в город.
Оказалось, в нем находились фирменные «варенки» «Рабочей одежды». Сшитые именно так, чтоб любой обладатель десяти рублей — именно такую цену назначило государство модной одежде — мог бы присовокупить еще полтора целковых, чтоб прикупить любой лейбак в ближайшей пошивочной или ателье и ходить, в модных брюках, задрав нос. Никаких знаков отличия производителя на этих джинсах не имелось — сознательный расчет руководства, без сомнения. В кои-то веки сумевшего пробить идею о
